СНОВА ДУРОЙ? НИ ЗА ЧТО!

Вдохновленная постом Петра о "БЫТЬ И КАЗАТЬСЯ" я задала в поисковике тему и вышла тьма всякой мути. И  вдруг я обнаружила вот этот текст. Интервью журналистки Елены Сотниковой c  Сати Спиваковой. 

Сати- женщина, которая находится в сфере моего внимания. потому что во-первых- прекрасна собой, выглядит необычайно молодой и женственной, во-вторых- Сати очень живая и естественная, в третьих- она ведущая (и замечательная ведущая) моей любимой передачи "Нескучная классика", и, наконец, в четвертых- жена великого дирижера и скрипача Владимира Спивакова.

Несмотря на то, что разговор на поверхности светский, легкий, касающийся вопросов возраста, стиля, воспоминаний молодости, детства - в нем чувствуется нерв, страстность Сати в проблеме поиска себя, своего Пути, возможности максимального самовыражения своей сути и вечной темы человека- поиска гармонии между "Оболочкой и естеством", "Маской и сутью", "Личностью и индивидуальностью". 

Забегая вперед, скажу, что фотографии той съемки, о которой упоминает журналистка, на мой взгляд- отвратительные. Сказать, что они пошлые- нет, но до ужаса примитивные. Сравнивая с песенным искусством, то на уровне- "Тру-ля-ля". Не ее уровень. Обыскала весь интернет и... сделала открытие. Сати Спивакова- женщина- классика. Поэтому удачными стали фотографии лишь одной фотосессии- в черно-белых тонах. Браво- фотографу! Им оказался Влад Локтев.  Большинство  фотографий, сопровождающих материал- его работа.
Еще одно наблюдение- Сати нужно бежать прочь от гламура. Они несовместимы. По крови, по сути, по породе.
И да простит мне Елена Сотникова, поэтому просто отделаться ссылкой не получилось.
Интервью - внизу.

Эта съемка проходила в номере парижского отеля Ritz. Я забежала туда, чтобы напомнить директору отдела моды ELLE Кате Мухиной, что мы опаздываем на показ Christian Dior. Наверное, это был только предлог. На самом деле мне было любопытно увидеть, что же у них там получается. Я зашла и... обомлела.

В номере было жарко. Казалось, откуда-то даже шел пар. Тут и там сновали ассистенты и стояли бесчисленные пакеты с вещами, опутанные проводами фотооборудования. Надо всем царила Сати в неглиже и небрежно накинутом на плечи пальто. Первое, что бросилось в глаза и уже не выходило из поля зрения, - бесконечные, гладкие, ровные, загорелые ноги. Небольшая подтянутая грудь. Огромные глаза, заряженные раскрепощенной энергией происходящего. Идеальные волосы. И этой женщине 48 лет! Мы еле успели на показ. Народ просто отказывался расходиться.

Мы встретились с Сати на следующий день за завтраком и подвели итоги нашего эксперимента.

Елена Сотникова: Я вот вчера зашла,чтобы проверить, все ли у вас хорошо, и увидела, что все не просто хорошо, а ОЧЕНЬ хорошо. Сати, вот это да! У меня куча подруг, которым нет еще и 30 лет, а им до тебя далеко. Я бы в твоем случае не только не скрывала возраст, а, напротив, афишировала бы его.

Сати Спивакова: Это маразм - скрывать свой возраст. Я понимаю, если ты полностью меняешь личность, имя, страну, начинаешь жизнь с нуля… Уезжаешь, например, в Австралию. Для меня нет ничего более удаленного, наверное потому, что мы туда все никак не доберемся. Вот тогда точно никто не узнает, сколько тебе лет. А мы живем в узком кругу и перемещаемся по жизни соцветиями. Все равно найдется хоть один человек из тысячи, который будет знать, что ты шельмуешь.

Елена Сотникова: Ты хочешь сказать, что не скрываешь свой возраст только по этой причине?

Сати Спивакова: Конечно нет. Я просто привыкла всегда и везде быть самой младшей. Когда я вышла замуж, мне был 21 год, а мужу - 38. Будучи младше мужа на 17 с половиной лет, я никогда не чувствовала с ним разницы в возрасте, настолько по своим генетическим данным и своему физическому и духовному состоянию он всегда был мальчиком. Войдя в окружение мужа - а среди этих людей были в основном люди старше Володи, - я оказалась такой «дочерью полка».

Это было логичным продолжением моего детства. В нашей большой армянской семье, где у меня было много двоюродных, троюродных братьев и сестер и других родственников, я всегда почему-то была самой маленькой. Меня всегда пихали и пинали, не брали в игры, не открывали секретов. Я только и слышала: «Не лезь, ты еще маленькая!» Я была самой юной на курсе, потому что поступила в институт в 17 лет. И я совсем не уловила тот момент, когда, оглянувшись вокруг и проанализировав свое нынешнее окружение, я поняла, что перешла в категорию самой старшей. Среди этого молодняка я самая старая. Слово «старая» я, разумеется, ставлю в большие жирные кавычки.

Елена Сотникова: Мне понятно твое состояние. Я до сих пор автоматически строю из себя девочку, маленькую Леночку, которая тоненьким голоском разговаривает с «тетенькой», если мне приходится общаться с солидной дамой. Потом оказывается,что тетеньке 35 лет, а мне 42.

Сати Спивакова: Это идет не от ощущения возраста. Я, например, постоянно испытываю чувство вины. Мне кажется, что я всем всюду должна. Это следствие нашего воспитания, когда в нас развивали гиперответственность. Отсюда ощущение себя вечной школьницей. Мама мне всегда говорила: «Ты еще девочка, тебе рано краситься и носить каблуки». Выйдя замуж, я тоже попала в такую среду, когда думала, что для каких-то вещей я еще совсем не доросла. И вдруг ты понимаешь, что многое уже невозможно, потому что уже поздно. И вот он стоит, твой последний вагон. А по инерции продолжаешь думать, что все впереди. Привычка.

Елена Сотникова: Я часто думаю, что все рассуждения о молодости и старости просто смешны, потому что от одной возрастной категории до другой нас отделяют какие-то несчастные 10–15 лет. Я понимаю, если бы между молодой и взрослой женшиной был бы разрыв лет в 200, как у черепах, например. Тогда можно было бы воспринимать переход в другой возраст как эпохальное событие. Но что такое 10 и даже 20 лет? Это миг. Мне близок подход к этому вопросу Шарлотты Рэмплинг, которая смеется над пластической хирургией, говоря, что это одна из самых тщетных вещей на свете. 

Сати Спивакова: Я встречалась с Шарлоттой несколько раз. В ней действительно есть невероятное естество, некий английский пофигизм в отношении к собственной внешности. «Я вам уже все показала, что еще надо?» Ты не увидишь у нее наманикюренных ногтей и залаченных волос. Мы как-то сидели с ней за одним столом в кругу общих знакомых. Володя даже ее не узнал и говорит тихонько: «Боже мой, какая сексуальная женщина!» При том, что веки у нее висят, и грудь висит, плюс этот трагический рот с опущенными уголками, и вся эта неровная пигментация… Но! Она бросает один взгляд, и этого достаточно.

Елена Сотникова: Мне кажется, что все бывшие красавицы делятся на две категории: те, которые начинают сходить с ума, когда былая красота начинает уходить, и те, которые могут перейти в другое культурное качество жизни. Женщина не может всю жизнь скакать среди комплиментов и рукоплесканий. Как пережить эту ситуацию? Ведь мир не может состоять только из молодых женщин. Это глупо, однако по-прежнему общество, особенно наша тусовка, воспринимает старение либо как болезнь, либо как позор. Ведь что обычно пытаются скрыть? Нечто постыдное.

Сати Спивакова: У этого вопроса есть два полюса. Безусловно, в последние годы нам навязывают культ молодости. Но в этом я вижу и плюс. Во времена наших родителей осознание своей оболочки было чем-то второстепенным; важным считался «богатый духовный мир», то, как ты воспитан, какое у тебя образование, сколько книжек ты прочитал, какая у тебя семья. А там уж, что природа дала - неважно. Если не дала, то и ладно.

Моя мама была очень красивой женщиной, и я это хорошо помню. Но, когда я думаю о ней и своих тетках, мне не хочется быть на них похожей. В их поколении все, что было связано с культом тела, напрочь отсутствовало. Было очень мало женщин, которые осознавали свою женственность. Сейчас же все это хлынуло на нас мощным потоком, и все стали яростно за собой ухаживать.

Елена Сотникова: А зачем?

Сати Спивакова: Для того чтобы в свой платиновый период жизни хоть себе нравиться. Быть в ладу прежде всего с самой собой. Ведь и правда, невозможно всегда скакать и быть вечной «зажигалкой». Молодым девочкам неплохо иногда пытаться вместе с массажем, термажем и спортзалом то же самое проделывать с душой и мозгом. Заниматься фитнесом для ума. Только тогда к определенному возрасту ты можешь прийти к балансу. Если я задам тебе вопрос о женщине, которая служит для тебя эталоном, ты никогда не назовешь никого младше себя лет на 10. Быть красоткой в 20 лет - это несложно. Помнишь это прекрасное высказывание: «В 20 лет у тебя то лицо, которое тебе дала природа, в 30 - лицо, которое ты сама себе сделала, а после 40 - то лицо, которое ты заслуживаешь».

Для меня, человека, воспитанного в музыкальной среде, слово «гармония» занимает особое место, хотя я иногда люблю и диссонансы. Я стараюсь достичь этой гармонии, хотя это сложно и получается редко, но для меня безумно важны эти короткие перебежечки, маленькие временные отрывки, когда я довольна собой и могу сама себе поставить высокие оценки. Как сказал мне один известный пианист, «Сати, нужно работать над своей вечностью».

Елена Сотникова: Для него это, скорее всего, имело отношение к профессии, хотя мне очень нравится это определение. А что такое «работа над вечностью» для тебя?

Сати Спивакова: Я вдруг поняла, что наступило время смены приоритетов. Дети выросли, но я по-прежнему живу на два города (мои дочери живут в Париже), потому что страдаю от того, что не могу быть полноценной матерью. Совсем недавно я поняла, что хватит чувствовать себя виноватой и входить в положение всех и вся. Мой главный приоритет сейчас - это я сама. Самое страшное для женщины – прореха между «быть» и «казаться». Когда эти вещи находятся в равновесии и одно не заваливает другое, тогда можно достойно стареть и идти по жизни не спотыкаясь, не вихляя задом и не хромая.

Елена Сотникова: Почему ты согласилась сниматься для журнала в таком виде? Это же, мягко скажем, не психологический портрет? Ты хотела показать себя другим женщинам?

Сати Спивакова: Я хотела показать себя самой себе. Почувствовать, что я это могу. Мне так понравилась атмосфера вчерашней съемки, я просто порхала… У меня в голове сейчас такая установка: если не я, то кто, и если не сейчас, то когда? Мне давно хотелось сделать нечто подобное с хорошим фотографом, с хорошим светом, с осознанием своего женского естества. Я обожаю фотографии, которые отмечают какой-то новый этап в жизни. Считайте, что сейчас это произошло. Прекрасно, когда все это иногда совпадает - твой биологический и фактический возраст… Хотя я до сих пор не разобралась в том, что это такое.

Когда я познакомилась с Борисом Акуниным, он меня расспрашивал: «Скажите, а какие из моих произведений вам нравятся? А какие нет?» Я долго объясняла, что считаю удачным, а что, по моему мнению, ему вообще не стоило писать. Он, раскуривая свою японскую трубку, задумчиво изрек: «М-да. У меня есть свой тест, я только что на вас его провел. Ментальный возраст - 16 лет». Жена Акунина меня успокоила: «В его случае это комплимент».

Елена Сотникова: Скажи, как тебе дается публичность? Особенно в последнее время, с развитием Интернета, когда любой неудачный ракурс, неправильный шаг может вызвать массу негативных комментариев? Я вот всегда читаю и болею.

Сати Спивакова: Девушка, а зачем вы туда лазите, позвольте вас спросить? Если читаешь, то не болей. Мне важно, что про меня скажут люди, мнение которых для меня ценно, но не кто-то с ником «кошечка», «пусечка» или «аватар-26». Объясню на примере мужа. У нас в стране был период травли музыкантов. Знаешь, когда дворовые псы несутся по улице, со всеми этими колючками и репейниками, страшными мордами и слюнями? Вот такая у нас была орава музыкальных критиков в Москве, которые облаивали всех, включая самого Ростроповича. Они хватали только лакомые куски - кого прокусят.

Кого они точно достать не сумели, так это Валерия Абисаловича Гергиева. Пару раз тронули и тут же получили по полной программе. А остальные страдали. Как страдал бедный Ростропович! Он же перестал играть в России и вернулся только как дирижер. И Спиваков страдал ужасно, все грыз ногти. Тогда я запретила секретарям, директорам оркестров, ему и себе самой все это читать. Залы все равно полные. Отдача от публики абсолютная. Зачем тратить себя, думая, кто там чего пишет? Как только он от этого абстрагировался, статьи для нас исчезли. Как будто их и не было.

Елена Сотникова: Являешься ли ты заложницей популярности своего мужа?

Сати Спивакова: Конечно. Для меня очень важно его мнение. Он дает мне возможность в жизни поразвлекаться, потому что знает, какая я. Это очень важно - ощущение контролируемой свободы. Полной свободы в отношениях быть не может. Когда я только стала ассоциироваться с Владимиром Спиваковым, я уже была довольно известным человеком в Армении, а ведь мне было всего 20 лет.

Когда я впервые по­явилась с ним в Большом зале консерватории, я шла с посылом: «Пожалуйста, любите меня! За что меня не любить? Я молодая, я его обожаю, я знаю, чем он занимается, и понимаю его лучше, чем кто-либо, потому что я знаю эту музыку с младенчества!» Моя мама была пианисткой, папа играл на скрипке. Я была уверена, что все меня будут любить. Но публичность Володи приложила меня, как говорится, мордой об стол. Меня долго и тупо били мордой об стол. Я входила в зал и чувствовала, что моя аура, оболочка вокруг меня становится решетом от взглядов-выстрелов. «Кто такая? Из какой деревни? С гор сошла! Выскочка!» И так далее.

Я сейчас смотрю на свои фотографии тех лет. Может, я не умела одеваться и причесываться, но я была свежа и прекрасна, как роза, которую ты сейчас теребишь (я сижу и разбираю на лепестки огромную красную розу. – Е.С.), у меня была идеальная фигура, формы, глаза… И вместо того чтобы чувствовать это и наслаждаться, я постоянно боролась за свое место. Это сейчас, когда я прихожу в консерваторию, все бегут приложиться к ручке. Слава Богу, я умею все это фильтровать.

Елена Сотникова: Сати, как ты относишься к современному раскрученному типажу модели?

Сати Спивакова: Я видела немало красивых девочек с идеальными формами, на которых просто очень приятно смотреть. Эстетически. Издали. Пока они рот не раскроют. Когда вот такая летом томно выходит на пляж загорать, со всеми этими распущенными волосами, идеальными гребенками и педикюрами, это красиво. Но это ничего общего не имеет ни с эротикой, ни с сексуальностью, ни с чувственностью.

Елена Сотникова: Но эти девушки все равно являются ролевыми моделями для миллионов женщин. Они представляют определенный типаж, они востребованы очень богатыми мужчинами и получают то, чего ни одна просто хорошенькая медсестра или школьная учительница получить не может.

Сати Спивакова: Я уверена, что у по-настоящему богатого мужчины красивая жена все равно будет женщиной, а не трофеем. Кстати, у большинства этих, как ты говоришь, востребованных девушек так ничего и нет. Замуж зовут нечасто, а борьба за все это богатство - это очень и очень тяжелый, изматывающий труд.

У меня была одна приятельница, которая была вечно недовольна собой и все время что-то переделывала. То просила с коленок чуть-чуть убрать, то сиську подкачать, то нос подрезать. Она была иностранка, не русская. Ее первое появление в свете всегда сопровождалось всеобщим «ах!», и все затихали. Рядом с ней ходил ее муж, испанец, который был гораздо старше ее, ценил, любил, носил на руках. Это был его второй поздний брак. Как-то раз мы с ним сидели у них дома, он провожал ее взглядом. Женщина ходила по дому в красивом спортивном костюме из тончайшего кашемира, в тапочках, которые подходили под костюм; причесанная хоть и по-домашнему, но идеально уложенная. Я говорю ему: «Красивая у тебя жена!» И тут он роняет фразу, которую я никогда не забуду: «Да, но… Какая же у нее грустная жопа!»

Елена Сотникова: Ты дружишь со многими молодыми людьми, в том числе геями. Как ты к ним относишься?

Сати Спивакова: Один из моих друзей как-то сказал: «Дорогая, ты у нас королева пидорасов». И подарил мне золотую корону на цепочке. А если серьезно, эти люди дают мне то понимание женщины, которое не способен дать ни один гетеросексуальный мужчина. Мои вкусы сначала формировали родители, потом муж, который заново открыл для меня музыку и живопись, но узенькую эстетику восприятия моды, стиля жизни мне показал именно гомосексуалист, с которым я познакомилась в 1988 году во время первой выставки Ива Сен-Лорана в Москве. Он был моим братом, моим зеркалом… Он давал мне ощущение комфорта самовыражения и очень правильно выстроил мои представления по отношению к разным сексуальным векторам. Например, объяснил, что два человека могут друг друга любить, даже если между ними нет секса. Это иная близость, и такие союзы могут быть просто невероятными. Геи, как и женщины, могут быть счастливы только тогда, когда они с собой в ладу. Я недавно читала дневники Чайковского - как же он страдал! Но сколько мировая культура получила от этого страдания! А Микеланджело? Сколько эти люди дали миру! Во многом это мужчины с мозгами и восприятием женщины - а это очень тонкая конструкция.

Елена Сотникова: Геи тянутся далеко не ко всем женщинам... Почему они выбирают, например, тебя?

Сати Спивакова: Они ненавидят самок. Они не любят женщин, у которых инстинкты довлеют над биением сердца.

Елена Сотникова: Тебе не кажется, что потребность людей в сексе сегодня очень преувеличена прессой?

Сати Спивакова: Она не преувеличена. Она трансформирована. Люди пытаются повторить в жизни то, что они видят в фильмах и журналах. Вообще, эти ванны, ароматические свечи и сексуальное белье - это штучки для импотентов. Однажды мы с Владимиром Теодоровичем были в глухой американской тьмутаракани. В один из дней он пошел на репетицию, а я сидела и маялась от скуки. Решив наконец прогуляться, я набрела на магазин Victoria’s Secret. В какой-то американской дыре! Что-то меня дернуло, и я набрала всяких сложных бельевых штучек с сердечками, бантиками и дырочками, приволокла в гостиницу и во всем этом вышла вечером к мужу. Он очень удивился и говорит: «Сачок, что с тобой?» Мы оба весь вечер хохотали, потому что понимали, насколько все это не нужно для той цели, на которую это рас­cчитано. Ведь существуют ситуации, при которых втирай-не втирай масла, принимай-не принимай позы, зажигай-не зажигай свечи все равно ничего не выйдет.

Елена Сотникова: Ты хотела бы вернуться в 30 лет?

Сати Спивакова: У моего хорошего друга была бабушка, которая говорила: «Снова дурой? Ни за что!» Я бы только хотела, чтобы не возникало чувство усталости на долгом забеге. Ужасно хочется невыносимой легкости бытия.

 wu3uk.ru